Детство, опаленное войной. Петрова Людмила Владимировна

О своем детстве рассказывает Людмила Владимировна Петрова. Когда началась война ей было 4 года.

В 1959 году Людмила Владимировна окончила Омский сельскохозяйственный институт имени С.М. Ктрова по специальности технология молока и молочных продуктов. Стаж научно-педагогической работы – 50 лет, из них – 28 лет работала в ОмСХИ-ОмГАУ. Прошла путь от старшего преподавателя до профессора кафедры технологии и оборудования пищевых производств. 

Моя семья – мама, папа и я, до войны жила в городе Бийске Алтайского края. Что запомнила я в свои 4 года на начало войны? Запомнила проводы отца на фронт. Они продолжались очень долго, все это время я сидела на плечах у отца, успевала и поесть, и поспать. 

Мои родители: отец Веснин Владимир Павлович, мама Веснина Софья Степановна. 

Без отца мы остались с мамой вдвоем. Она работала с раннего утра и до 12 ночи – и так каждый день. Все это время мне приходилось «домовничать» и организовывать свой досуг самой. Еда была очень скромной. Мама мне оставляла 1 четок (250 мл) молока и кусочек хлеба. Мне, по-видимому, этого не хватало, и я промышляла в поисках чего-то ещё. Однажды я наткнулась на ларь в амбаре деда, а там я нашла жмых. Какой он казался мне вкусный и аппетитный. Но вскоре дед обнаружил, что я частенько кручусь около амбара, и закрыл его на замок. Деда в то время не интересовала жизнь внучки, у него была молодая жена, а я как-то была не ко двору. Был грех, что я у соседки украла с грядки огурец, который она с любовью взращивала. Мама за это меня наказала, поставив в угол. 

Во время войны к нам поселили переселенцев-евреев. Сам старший еврей был очень набожный, он каждое утро облачался в молельные одежды, молился – бил себя в грудь и говорил «Тобес» (возможно это было его имя) и далее непонятные слова. После этого они с женой садились пить чай, отрезая к чаю сыр. Сыр для меня был новинкой, я не знала его вкуса. Однажды они ушли по делам, я одела его рясу, ермолку, открыла талмуд и стала бить себя в грудь, приговаривая «Тобес, …» (а дальше шло выражение не очень корректное, но я чётко повторяла то, что слышала). После этого я отрезала себе кусочек сыра и стала пить чай. После этого случая они перешли на другую квартиру. 

Через какое-то время мама устроила меня в детский сад. Но распорядок и режим детсада мне страшно не понравился, и я оттуда сбежала. А чтобы скрыться подальше от глаз – ушла в лес. Около Бийска чудесные хвойные леса вдоль Чуйского тракта. В лесу (тайге) и ягоды, и кашка-малашка. К вечеру я как-то чудом вышла на дорогу, а меня уже искала милиция. Мама была очень рада моему спасению и про детский сад больше не заводила разговоров. 

Я, как свободный человек, удачно влилась в компанию пацанов-сорванцов, подобных мне, у которых отцы были на фронте, а матери много работали. Компания – это уже была сила, но и перепадало больше за наши идеи. Меня чаще стали ставить в угол, но прощения и извинения я никогда не просила. Летом было чудесное время – это футбол, лапта, прятки, река. Через Бийск протекает река Бия, в которой была очень холодная вода. По реке ходили небольшие суда. Но наша компания была очень отважной, и мы переплывали реку, хотя нас никто не учил плавать. Стиль у каждого был свой. 

Письма с фронта приходили редко, а потом пришло известие маме. «Ваш муж Веснин Владимир Павлович пропал без вести». Сколько слез и горя! Но потом вдруг от отца пришло письмо. Он написал, что был в окружении – слёзы, радость. Но это длилось не так долго. А потом пришла похоронка. «Ваш муж Веснин В.П. погиб под д. Лажни Гауссовского района Могилевской области 10 мая 1944 года». Это уже было официально, но мама все надеялась на чудо. Во дворе она посадила яблоньку и загадала, если примется, то вернется муж, а если не примется, то уже ждать нечего. Яблонька завяла…

В школу я пошла в 1944 году, но мне не повезло, и я заболела скарлатиной. Меня положили в больницу на 40 дней (тогда такой был карантин). В больнице я заболела дифтерией и меня перевели в отдельный медпропускник, где я находилась одна. Чтобы найти какое-то развлечение, я залезала на забор и смотрела, как мальчишки играют в футбол (рядом было футбольное поле). Физиономия у меня была страшная: лысая и все в зеленке. И пацаны тоже стали развлекаться, как только я появлялась на заборе, приняв меня за чучело, бросали камнями. Тут у нас завязывалась игра, они бросают – я прячусь за забором, пока они ищут камни, я снова на заборе. И им было весело, и мне. Наконец меня выпустили из больницы, и я пошла в школу. 

Учиться мне нравилось, и я очень старалась. Но ребятам и учительнице (надо же, я до сих пор помню её имя – Анфиса Петровна) я очень не нравилась. Лысая, со следами зеленки, плохо одетая. Меня посадили одну за парту. А потом в класс пришел новенький еврей-спецпереселенец Серафим Вольпе. Его посадили за парту рядом со мной. Мне он тоже не очень нравился. У него всегда висела капля под носом, а руки были длинные, худые и синие. Чтобы он нечаянно меня не коснулся, я проводила по парте и скамье мелом границу. 

А теперь Вольпе Семен (Серафим) Лазаревич – заслуженный врач и почетный гражданин г. Бийска. На встречах одноклассников он говорил: «Как я благодарен Сталину за то, что выслал нас из Риги. В противном случае нас немцы бы убили». 

Рядом со мной бывший мой одноклассник, а ныне Заслуженный врач и Почетный гражданин города Бийска Вольпе С.Л. 

И все-таки это было счастливое детство. Рядом не рвались снаряды и не было фронта. Мы иногда видели пленных, сопровождаемых конвоирами, и кричали им вслед: «Фрицы, фрицы!». Это был наш вклад в Победу. 

Л.В. Петрова