Этот сайт использует cookie. Чтобы узнать больше об их использовании,
нажмите здесь.
13.03.2019
Уважаемые читатели! Мы предлагаем вашему вниманию отрывок из книги В. Пивошенко «О времени и о себе». Для многих сотрудников ОмСХИ-ОмГАУ эта фамилия очень хорошо знакома. Валентина Петровна после окончания Московского государственного университета в августе 1963 года приехала в Омск. В течение 17 лет (до 1980 г.) работала преподавателем на кафедре истории КПСС Омского сельскохозяйственного института имени С.М. Кирова. Защитила кандидатскую диссертацию, вышла замуж.
Иван Максимович, супруг Валентины Петровны, выпускник Одесского гидромелиоративного факультета, защитил кандидатскую диссертацию, работал на кафедре гражданской обороны ОмСХИ им С.М. Кирова. Автор знаменитых в университете панно на втором и третьем учебных корпусах.
Учебные корпуса №2, 3 ОмСХИ им. С.М. Кирова.
Панно на зданиях выполнено ст. преподавателем И.М. Пивошенко
В мемуарах, написанных В. Пивошенко, нашли отражение события военных лет, жизнь послевоенная, годы студенческие, работа в ОмСХИ и годы жизни в Виннице. Мы предлагаем отрывок из главы «Детские годы» и печатаем их под рубрикой «Детство, опаленное войной». Валентине было четыре года, когда началась война. Жила она с мамой и сестрой под Москвой в селе Перхушково. Детская память запечатлела всё: оглушительные взрывы снарядов, обожженную землю, разрушенные дома, но самое главное – это мама, которая всегда была рядом, и была защитой и опорой.
«…Уже в первые дни войны село, где я жила, обезлюдело. Ушли защищать страну, призванные по общей мобилизации года рождения 1905-1918 гг., а также добровольцы. Остались одни женщины, старики и дети. Это была невиданная в истории чуть ли не поголовная мобилизация мужчин…
Во время вражеских налетов мама хватала меня в охапку и бежала в укрытие. Однажды не успела. Бросила меня на землю и навалилась сверху. Я запомнила чудовищный свист в ушах и оглушительный взрыв. Мы замерли на месте, обсыпанные землей. В тот налет бомба угодила в жилой дом, были жертвы…
Все чаще в село приходили похоронки. Упорство, с каким советские солдаты дрались на подступах к Москве, явилось для гитлеровцев ударом, от которого они так и не оправятся полностью…
Вся тяжесть непосильного труда легла на женщин. Рано утром бригадир ежедневно стучал в окно:
И Дуня вставала, наскоро приготовив мне скудный обед, убегала, оставляя пятилетнюю дочку без присмотра. Я очень скучала без нее, знала, где она жнет рожь и прибегала к ней, но маму мои визиты не радовали.
Поле было расположено за железнодорожным полотном. Когда ее уговоры, не ходить к ней через дорогу, а то недолго и до беды, не помогали, в ход шла хворостина. Это меня обижало, но не останавливало…
Несмотря на все невзгоды военного времени, дети войны оставались детьми, хотя и рано повзрослевшими. Я была шустрым, энергичным, любознательным ребенком. Однажды, оставшись одна дома, пошла в пять лет открывать для себя мир. Мне всё было интересно: природа, люди, животные. С детства любила воду. Мама рассказывала о плотине возле храма. Направилась туда. Но воды там не было. В дубовом лесу было множество воронок от взорвавшихся бомб. Набрела на небольшой водоем, заросший травой, с множеством лягушек. Привела несколько таких же беспризорных, как я, мальчишек и девчонок. Мы залезли в теплую воду, утопая в глинистом дне. Визжали, брызгались, смеялись. Вдруг кто-то закричал: «Змея!». Толкая и пихая друг друга, мы вылезли из воды, все перепачканные глиной. Взрослые объяснили нам, что этот водоем в лесу образовался от разорвавшейся бомбы и купаться там опасно.
Как у многих детей войны единственным видом развлечений были качели, самодельные игрушки, тряпичные куклы и зайцы. Мама смастерила мне из дощечек маленький столик и стулья. В своем укромном уголке в саду я разыгрывала целый спектакль под названием «Семья». Кукла и заяц чинно сидели за столом. Мне захотелось посмотреть, что у них внутри. К моему великому огорчению - мелкие цветные лоскутки. Животы им разорвала зубами. Два молочных зуба выпали, кровь испачкала платье.
Когда мама пришла с работы, я рассказала ей о своей беде.
Тяжелые и долгие годы войны продолжались более 4-х лет, но войны не могут продолжаться вечно. Закончилась и эта. Как село узнало о конце войны еще до сообщения о нем, я не знаю. Люди всполошенно проснулись на рассвете. Так они еще никогда не просыпались: легли спать при войне, а встали при мире. В первые минуты селяне не могли себя найти, а когда нашли - начался праздник.
Мама с трудом разбудила меня и полусонную потащила на улицу. А там - столпотворение. Семьями, группами, толпой собирался народ возле храма. Все обнимались, целовались, плакали. Вокруг шумел такой праздник, которого я никогда не видела в жизни! Все вдруг стали родными и близкими друг другу.
Я тогда не понимала, что люди ощущают себя такими, когда многое пережив и потеряв, они вместе, сообща, преодолев смерть, сохранили жизнь на земле.
Какой-то гармонист играл «Синий платочек», «Священную войну», «Три танкиста», «Катюшу», «Любимый город» и пр. Музыка его была полна высокого смысла. Пахло первой листвой, пели птицы, пела гармонь, плакали и смеялись люди. Мальчишки носились с криками по селу - «Кончилась война!».
Было первое утро мира. Утро счастья, надежды, веры. Казалось, теперь навеки все будут близкими и родными.
В первый класс Перхушковской семилетней школы я пыталась поступить в 6 лет. Когда мимо моего дома по Можайскому шоссе шли группы детей, я примкнула к одной из них.
Придя в класс с толпой детей, села на последнюю парту, чтобы меня не заметила учительница. Но она заметила. Начались расспросы: кто я, кто мои родители, сколько лет, умею ли я читать и писать.
Год пролетел незаметно. Первого сентября 1945 года начались мои школьные годы. К школе я не была готова. В доме было несколько детских книжек, содержание которых я выучила на слух, но читать не умела.
Шел первый послевоенный год. Страна поднималась из руин. Люди жили трудно, бедно, но надеялись, что это временные трудности.
Образование находилось в критическом состоянии. Школы были переполнены, не хватало учителей, учебников, тетрадей, школьных принадлежностей. Один учебник приходился на 3-4 детей. Тетради были у единиц. В основном писали на клочках обоев, газетах. Школьники были одеты бедно, в шитых-перешитых обносках. Вместо школьных портфелей -холщовые сумки.
Мама сшила мне платье и сумку из портьеры. Учительница, поворачивая меня из стороны в сторону, заинтересованно осмотрела мою обновку. Она ей явно понравилась.
Моя первая учительница, Анна Сергеевна, произвела на меня хорошее впечатление. Немолодая, опрятно одетая, с ласковыми внимательными глазами, она как бы излучала на нас свое материнское тепло. А оно нам было так необходимо. Все мы пережили войну. Почти все в классе не имели отцов, все испытали страх во время бомбежек, холод, недоедание. Поэтому особенно ценили внимание и заботу Анны Сергеевны. Однажды она пригласила в класс фотографа. Он запечатлел на фото весь первый класс. В центре - Анна Сергеевна ласково прижимает к себе меня и Нину Морозову.
В школе было веселее, чем дома. Дома мы росли в одиночестве, без надзора. А ведь как важно для ребенка, чтобы мама ради него на время отказалась от работы и отдала все силы на его воспитание.
Анна Сергеевна учила нас писать грамотно и красиво, объясняла, почему это необходимо. Не всё получалось так, как хотела учительница: буквы смотрели в разные стороны, чернила оставляли пятна, а буквы не складывались в слоги. Алфавит я запомнила. Но звуки, строительный материал человеческой речи, были для меня чем-то загадочным и непонятным.
Как звуки складываются в слоги, а слоги в слова? - задавала я один и тот же вопрос учительнице. Она терпеливо объясняла и просила:
- Прочти это предложение, Валя: «Мама мыла раму».
Я читаю: «М-а-м-а». Она сокрушенно разводит руками. Участь моя была решена - повторный год. Наступила весна 1946 года. Обновилась природа, буйно цвела черемуха, ласково пригревало солнце, весело потряхивали листвой березы. Все больше тянуло побегать в лесу за белками, поиграть в прятки или классики. Но угнетала мысль, что я - второгодница. Не по-детски страдала, мучилась. Мама тяжело вздыхала, но помочь ничем не могла.
Наступили последние дни школьных занятий. Как-то Анна Сергеевна дала всем задания по арифметике, сама же углубилась в изучение журнала. Быстро решив примеры, я достала из сумки букварь и открыла страницу с рассказом Льва Толстого «Старик и дерево». Меня заинтересовала картинка. Я начала читать и с удивлением заметила, что я поняла смысл и могу пересказать прочитанное. Это было чудо! Это было озарение. Я ликовала, хлопала в ладоши, смеялась, прыгала возле парты к недоумению и удивлению одноклассников.
Я бойко побежала к ее столу и начала читать все тот же рассказ. Потом читала что-то еще и еще.
Так неожиданно передо мной открылся волшебный и чудесный мир книг, в котором я живу и поныне. А образ моей первой учительницы храню в сердце и памяти до сего времени…
После окончания войны страна жила в условиях, отличающихся от условий войны, но и мирной эту жизнь назвать было нельзя… \
Голод прошелся и по моему селу, хотя и не так разрушительно, как в некоторых регионах страны. Село мучительно выживало. Люди забыли о праздниках, веселье. Истощенные голодом, ходили на работу. Поражает жизнестойкость, жизнелюбие крестьянства. Любовь к земле, к труду давали себя знать. Крестьяне продолжали кормить страну как могли. Это был подвиг, на котором лежал отпечаток трагедии…
Мама по-прежнему была привязана к колхозу. Каждый вечер я ждала ее возвращения. Чтобы порадовать ее, старательно подметала пол, заправляла постель, мыла посуду. Сидя на крылечке, ждала. Но нередко, ослабленная голодом, засыпала. Полусонная, спрашивала маму с надеждой:
В тот памятный год, мы ели весной и летом все, что росло: листья липы, щавель, крапиву, желуди. А когда спал снег после голодной зимы, на колхозном поле выкапывали мерзлую картошку и на каком-то вонючем масле пекли оладьи. Однажды я забрела на картофельное поле, принадлежащее воинской части. Семена картофеля еще не успели прорасти. Озираясь вокруг, выкопала несколько мелких картофелин и сварила из них похлебку.
Мама мучительно искала выход. Взяв меня, отправлялась в близлежащие деревни поменять что-либо на хлеб или картошку. За бесценок из дома исчезло все: швейная машинка, патефон, мамино бархатное пальто, кружевная головная накидка, стеклянная посуда. Однажды мама решила поехать за хлебом в Белоруссию. Ехали в товарном вагоне, битком набитом людьми. Но вернулись ни с чем. Белорусы тоже бедствовали. Наша соседка, Маруся Никулина, работала в хлебопекарне. Домой иногда приносила черные от гари корки хлеба. Но с какой жадностью я и ее дети грызли эти корки!
Спасая меня от голода, мама летом 1947 года устроила меня нянькой к двухлетнему ребенку. У бабушки этой девочки была корова, молоко которой она продавала в Москве. На столе, в вазочке, всегда лежало печенье и дешевые конфеты. Однажды я услышала разговор моей хозяйки с соседкой. Та спросила ее:
Вечером она возвращалась с покупками из Москвы. За мои труды выносила кусок черствого хлеба… я бежала домой, чтобы поделиться с мамой и сестрой Катей…».
7 класс Назарьевской семилетней школы, я – справа во втором ряду.
Моя семья: Катя, Люся, мама, Валя, ученица 10 класса.
Студентки 2-го курса истфака МГУ им. Ломоносова
Пивошенко В.П. О времени и о себе/ В.П. Пивошенко – Вiнниця: ТОВ «ТВОРИ», 2018 – 252 с.: iл. (рос.мовою).
